На русском главную пчелу в улье называют «маткой», на иврите она зовется куда романтичнее – «королева», и ее короткая жизнь вмещает поклонение, интриги и эшафот.
Страна, текущая молоком и медом, обзавелась собственными пасеками лет сто назад – когда никакой страны еще не было. Впрочем, в Израиле этим никого не удивишь. И тем, что первое объединение пчеловодов создали в 1917 году выходцы из России – тоже, они здесь много чего создали, от электростанции до академии искусств. Сегодня пчеловодов в стране свыше 450, а ульев – добрых 90 тысяч. Как и век назад, среди пасечников есть «русские» евреи. А еще есть коренные израильтяне, арабы, друзы, словом, не бизнес, а Ноев ковчег.
Шахар Тэне, возглавляющий израильский Совет по пчеловодству, рассказал, что все вместе они добывают за год 3 600 тонн меда – примерно по 0.5 кг на каждого израильтянина. Больше всего это лакомство в ходу на еврейский новый год, Рош а-Шана, когда за один присест съедается почти половина годовой нормы.
Мед в Израиле – удовольствие относительно недорогое, килограмм можно купить за 30-32 шекеля, и только особо экзотичные сорта дотягивают до 45 шекелей. Раньше таких сортов было немного – израильтяне обращали внимание, в основном, на ценники, а о том, что мед бывает разный, кажется, не подозревали. О том, что такое прополис, они точно не знали. Это им объяснили новые репатрианты, ставшие в СССР великими мастерами самолечения. После приезда бывших советских людей отрасль переживает настоящий расцвет, а банок и баночек с медом на прилавках становится все больше.
Тэне стал нашим проводником по израильскому «медовому пути». Он начинается с пасеки, точнее, с ее обитателей – пчел. Когда горожанин попадает в деревню, он всегда поражается сложному устройству, которое таится за пасторальным пейзажем. А уж пчелиный рой – тщательно отлаженная система, поражающая даже ученых, просто повергает его в оторопь.
Горожанин готов с удовольствием выслушать рассказ о пчелиных секретах. Именно это занятие кормит сегодня Гиди Магена. Уроженец Узбекистана, который не знает ни русского, ни узбекского, потому что в доме говорили на идиш, Маген, который раньше отзывался на фамилию Вагман, создал первый в Израиле «Мир пчел», что-то вроде передачи «Очевидное – невероятное», только без телекамер. Находится этот аттракцион в мошаве Мишмерет.
С пчелами на самом деле все очень непросто. На весь рой есть всего одна полноценная самка – матка, без устали производящая потомство. Остальным особям женского пола приходится всю жизнь трудиться, добывая мед, укладывая его в соты и замуровывая их после того, как матка отложит яйцо. Зато у пчелиных мужчин, трутней, не жизнь, а мед. Им ничего не нужно – ни работать, ни даже защищать улей (у них и жала-то нет). Всех забот – спариться с маткой. Правда, после этого трутни умирают. Как тут не вспомнить о Клеопатре («Кто жизнь отдаст за ночь со мной!»). Так что королевой матка именуется по праву.
Если трутень не оплодотворит ее, она все равно будет рожать, но… только трутней (недоразвитых уродцев с половинным набором хромосом) и вскоре от роя мало что останется. А если оплодотворит – пойдут рабочие пчелы, которые однажды, ближе к осени, не пустят трутней домой и будут спокойно наблюдать, как эти неумехи умирают от голода и холода перед летком. Природа не жестока, она функциональна - ну, умрут, зато рой будет расти.
Жизнь королевы тоже не безоблачна. Не проходит и двух лет, как она начинает откладывать меньше яиц (не 150 000 в год, а каких-то 100 000, или и того меньше). Остальные пчелы, до сих пор безропотно прислуживавшие ей, составляют заговор и начинают выращивать новых маток (для этого пчелу следует все время кормить маточным молочком, рабочие пчелы получают его только 3 дня, а потом довольствуются медом). Заговорщики предпочитают не рисковать, поэтому кормят сразу несколько десятков личинок. Едва превратившись во взрослые особи, они устраивают смертный бой, уцелеть в котором суждено только одной из них. Она-то и станет новой королевой, а старую пчелы выставляют за порог или за леток – так будет точнее.
Пасечники-селекционеры теперь выращивают королев отдельно
В естественных условиях, прихватив с собой верных сторонников (обычно это процентов 20 из 100-120-тысячного населения улья), королева-мать улетает, чтобы дать начало новому рою. Человек внес свои коррективы: чтобы не лишиться части меда, он просто убивает старую матку. Вот и получается, что свою жизнь единственная самка начинает, как Клеопатра, а заканчивает, как Мария-Антуанетта. Обычно избиение королев происходит на пасеке каждый год.
Если пчелам с такой жизнью приходится понервничать, то для пасечников главное – соблюдать спокойствие. Пчелы четко реагируют на настроение человека (это ведь сплошная биохимия – ферменты, гормоны) и раздраженного пасечника могут просто не узнать из-за изменившегося запаха. Ничего хорошего ему это не сулит. Тут вся надежда на окуривание улья (оказывается, инстинкт велит пчелам во время пожара набирать побольше меда, чтобы оставить горящий дом и перебраться на новое место; пока они заняты пищей, жалить им некогда).
Главное в работе пасечника – отделить часть улья, чтобы туда не смогла пробраться королева и отложить яички. Мед, который окажется в таких «стерильных» сотах, идет на продажу. Обычно за сезон в каждом улье его набирается килограмм 45-50. Дальше начинается скучная механика – не блещущая сложностью машина отделяет мед от воска, после чего остается только разлить его по банкам.
Иногда это делают сами пасечники, иногда – на специальной фабрике. Одна из них расположена в Эмек-Хефер. Ей уже 30 лет. Когда-то фабрика была частью концерна «Тнува», но уже давно существует сама по себе (а «Тнува» совсем перестала заниматься медом). Командует там Йорам Паз.
Йорам Паз: пчелы отличаются от коров тем, что коров можно кормить чем и когда попало
По словам Паза, медом можно называть только беспримесный натуральный продукт, произведенный пчелами. Остальное – от лукавого. Именно поэтому он с недоверием слушает сообщения о том, что в Израиле научились делать мед фиолетового (синего, зеленого) цвета. Если туда добавляют краситель, говорит Паз, это уже не мед. Сами авторы ноу-хау утверждают, что никакой химией не пользуются, все дело в выборе растений, но у Паза это слова почему-то вызывают сомнение…
С другой стороны, он тут же рассказывает о низкокалорийном меде, а через пару месяцев обещает удивить медом для диабетиков. Значит, эксперименты все-таки возможны…
В каждой такой бочке находится 5 тонн меда при температуре 36° - как в улье
Привычный нам мед имеет несколько оттенков – от светло- до темно-золотистого. Знатоки, наверное, могут сразу сказать, где потрудились пчелы, чтобы мед получился именно таким. Но даже дилетанты могут на глаз отличить сливовый, в котором явственно виден красный отлив от бледного красками меда из авокадо. В Израиле нет привычного советскому человеку липового меда, зато есть множество других сортов, включая луковый, который, вопреки ожиданиям, оказался сладким и лишенным характерного острого запаха. Во всех этих названиях этих есть определенная доля условности – монофлорный мед существует только в теории, на практике пчел не заставишь собирать нектар только с одного вида растений. Но такой коктейль только делает мед вкуснее. Его букет всегда оригинален. Тут все обстоит в точности, как с вином – делают из ягод, собранных на одном винограднике, но вкус меняется год от года. Вот и мед, даже если нектар собран на одном и том же участке, все же приобретает другой вкус.
В дело идет не только мед, но и воск
Всего таких участков по Израилю – 6 300 и чтобы занять любой из них нужно разрешение Совета по пчеловодству. Но совет не только выписывает квитанции – ежегодно его стараниями высаживается до 100 тысяч саженцев, чтобы пчелам было где «пастись».
Кстати, хороший мед быстро сгущается, застывает. Это такой верный признак, что он настоящий. Хуже если застыли только полбанки. Такого быть не должно, это значит, что мед подвергся обработке и от его целительных свойств, вполне возможно, не осталось и следа (хотя этого нет в медицинских справочниках, но когда-то медом, из-за его антисептических свойств, смазывали раны).
Существует единственный способ снова сделать мед тягучим – опустить закрытую банку в теплую воду. Пребывание в микроволновой печи «убивает» мед. С температурой воды тоже лучше не перебарщивать – после 50° он становится просто сладкой кашицей.
Будни пасечников сладкой жизнью не назовешь. Одна из самых серьезных проблем это воры, способные за ночь похитить до 100 ульев – были уже такие случаи. Стоить один улей может до 5 тысяч долларов, а страховки у пчеловодов обычно нет – слишком дорого. Ульи ведь ставят не там, где их легче охранять, а поближе к нужным растениям (хотя для приличной пчелы и 3 километра – не крюк). Шахар Тэне говорит, что у владельцев пасек есть свои способы борьбы, поэтому воров иногда задерживают, но это бывает не так уж часто.
К тому же, израильский суд обычно относится к таким правонарушителям на редкость снисходительно, при самом плохом раскладе они получают несколько месяцев тюрьмы, а чаще отделываются небольшим штрафом. Большинство украденных ульев оказываются в итоге на территории палестинской автономии, но участвуют в кражах не только жители ПА. «И ничего с этим не поделаешь, - говорит Тэне, - Солдаты на КПП проверяют только тех, кто въезжает в Израиль. Выезд – свободный, без досмотра».
Пчеловоды много раз обращались в полицию, но у правоохранительных органов находятся дела поважнее. Они беседовали с политиками, но те пока только обещают помочь. Поэтому Йорам Паз, отвечая на вопрос о Шае Дроми из Негева, открывшего огонь по грабителям, которые забрались на его ферму, сказал: «Я его понимаю. И даже не знаю, смог бы я отреагировать по-другому, если бы оказался на его месте…»
В Израиле пчелам есть, где разгуляться