На последнем Берлинском кинофестивале Йосеф Сидер удостоился статуэтки «Серебряный медведь» в категории «лучший режиссер» за фильм «Бофор» - тем самым он стал первым в истории Берлинского кинофестиваля израильским режиссером, награжденным столь престижной премией.
В этом конкурсе он обошел таких признанных мастеров, как Роберт Де Ниро, Клинт Иствуд, Франсуа Озон, Андре Тешине. Победа весомая и значимая, которая подтверждает, что в Израиле появился кинорежиссер, способный на современном киноязыке говорить на самые животрепещущие для нашего общества темы.
Фильм «Бофор» - одно из главных культурных событий Израиля, он идет в кинотеатрах, его обсуждают на телевидении, в газетах и на интернет-форумах. Это третий фильм Йосефа Сидера, первые два - «Договор» и «Племенной костер» - рассказывали о различных аспектах жизни национально-религиозного лагеря, из которого вышел и сам режиссер. Эти картины принесли ему признание израильского зрителя и награду «Офир» - израильской киноакадемии за лучший фильм. «Бофор» (сценарий Рони Лешема) повествует о нескольких днях израильского армейского подразделения, которое выводилось из Ливана (2000 год) в числе последних, дожидаясь этого часа в замке Бофор.
Бофор (по-французски: beau fort - красивая крепость) - разрушенный замок крестоносцев в Южном Ливане, рядом с деревней Арнон. В начале первой ливанской войны (1982) бойцы бригады «Голани» отбили его у палестинских террористов из ООП и водрузили над крепостью израильский флаг.
В том бою - вместе с еще пятью бойцами - погиб командир бригады Гони Герник. Перед этим боем он уже закончил свою службу в армии и возвратился домой, но когда узнал, что его солдатам предстоит брать Бофор, вернулся обратно. В этом же бою был ранен Моше Каплински, на тот момент командир «Голани» (ныне заместитель начальника Генерального штаба). После взятия крепости ее посетили тогдашний премьер-министр Израиля Менахем Бегин и министр обороны Ариэль Шарон. За 18 лет, пока Бофор находился под израильским контролем, ЦАХАЛ превратил его в непроходимый подземный лабиринт. Крепость занимает очень выгодное положение на возвышенности, господствуя над равниной Рахас-аль-Таари. В 2000 году было принято решение прекратить израильское военное присутствие в зоне безопасности в Ливане, и ЦАХАЛ ушел из Бофора, предварительно взорвав подземный бункер. В израильском сознании Бофор - символ героизма и воинской доблести. Символ израильского господства в Ливане. И символ нашего отступления.
Сегодня в гостях у газеты «Вести» лауреат Берлинского кинофестиваля режиссер Йосеф Сидер.
- Как начиналась работа над фильмом?
- В 2001 году я прочитал в газете статью журналиста Рона Лешема, в которой был приведен монолог офицера, служившего в Бофоре перед выводом оттуда наших войск. Его рассказ меня заинтересовал. Я связался с Лешемом - так началась работа над сценарием.
- Я считала, что фильм - это экранизация романа Лешема «Если есть рай».
- Лешем одновременно работал и над сценарием, и над книгой. Книга более объемна, там больше персонажей. В ней автор прослеживает жизнь героев и за пределами армии. А мне хотелось выделить основное - драму, которая происходит в определенном месте, в определенное время. Работа была долгой, создано несколько вариантов сценария. В одном из них - 1000 страниц! Понятно, что фильм не может быть такой длины, и нам пришлось все сокращать. За время работы над сценарием я успел снять фильм «Племенной костер».
Бофор - это не просто крепость. Там очень многое сошлось. На протяжении тысячи лет эта крепость переходила из рук в руки, там гибли молодые люди, которые пытались завоевать ее или защищать. Люди менялись - крепость оставалась. С самого начала было понятно, что именно она и есть герой моего будущего фильма.- Она изменяется и развивается вместе с солдатами, которые ее защищают. Героя фильма, командира подразделения капитана Лираза Либерти связывают с Бофором отношения «любви-ненависти». Он командует гарнизоном Бофора, и это наполняет его чувством уверенности в себе, дает ощущение принадлежности к великим событиям. Но время отступления из Ливана становится все ближе, и капитану необходимо отделить свою душу, прикипевшую к камням, от души крепости. Более того, ему необходимо найти еще и нечто, чем заполнится его жизнь после Бофора. Надо сказать, что Бофор для капитана Либерти - это и ад на земле, там гибнут его товарищи, да и он сам может погибнуть каждую минуту, но в то же время - это то, что дает ему чувство собственной значимости.
- Где и как вы снимали?
- Существует цепь замков (вернее, развалин) крестоносцев по обе стороны израильско-ливанской границы. Они все более или менее похожи, но Бофор был главным в этой цепи замков. Мы остановились на крепости Нимрод, недалеко от границы. Развалины такие же, и пейзаж одинаковый. Но, конечно, там не было никакого армейского укрепления. И мы начали строить. У нас было 20 часов видеосъемки настоящего Бофора, сделанной солдатами, которые там служили. Она и личные воспоминания помогли восстановить все подробности.
- Личные воспоминания? Вы служили в Бофоре?
- Я служил в парашютно-десантных войсках в 1986-1989 годах, в основном все время в Ливане и немного на территориях. Несколько недель был в Бофоре. Итак, мы пригласили армейского инженера в отставке Яакова Итаха, который в свое время перестроил Бофор в современное укрепление для армии. Он связался со своей бригадой, и я, прежде чем успел что-то понять, увидел у подножия горы, на которой стоит замок Нимрод, 50 грузовиков с бетоном. Помню морозный день, я стоял на горе, и передо мной открывался захватывающий дух вид. И тогда же я почувствовал, как бетон, который разгружали с грузовиков, тысячей тонн ложится мне на плечи. Я физически ощутил этот вес. В тот момент стало понятно, что мне от этой истории уже не уйти, ничего нельзя ни отложить, ни переделать. К добру или к худу, но этот фильм уже не только у меня в голове - он рождается на земле.
- Вы закончили съемки фильма за месяц до начала Второй ливанской войны. В свете событий этой войны вы по-прежнему считаете идеологию своего фильма правильной?
- В фильме нет никакой идеологии. Я снимал не политическое высказывание, а человеческую историю.
- Человеческие истории бывают разные. Вы выбрали такую, которая неразрывно связана с политикой и задевает всех живущих в Израиле. Зрители после просмотра обсуждают не художественные достоинства фильма, а вопросы политики: надо ли было уходить из Ливана и стоило ли вообще входить туда?
- Я рад это слышать. Значит, фильм затрагивает некие важные струны. Но это не говорит о том, что в фильме есть четкое политическое высказывание. В нем рассказывается история героя, который находится в абсурдных условиях войны и пытается выжить. Можно сказать, что идеология этого фильма - выживание. Когда мы смотрим военные фильмы, такие, как «Апокалипсис» или «Цельнометаллическая оболочка», мы же не думаем, правильно или неправильно было начинать войну во Вьетнаме. Мы просто сочувствуем героям. Военный фильм - это не политика, и он не призван никого переубеждать. Через 20 лет политические вопросы вообще не будут иметь значения, а вот человеческие переживания останутся. Мой фильм - это универсальная история, которая могла произойти в любое время и в любой стране. Войны, к сожалению, случаются везде, и везде они абсурдны.
- Любой фильм - это манипуляция сознанием зрителя. Вы выбираете определенную тему, определенных героев, отбираете события: одни решаете показывать, а другие считаете, что показывать не стоит. Мне, как женщине и матери маленьких детей, было не очень приятно видеть таких солдат.
- Почему?
- Потому что они сами как малые дети. Какие же они защитники?! Их самих хочется защитить, прижать к себе, закрыть своим телом. Они плачут от страха, прячутся, убегают... С такими солдатами трудно чувствовать себя защищенной.
- Да, страх - один из героев фильма. На войне все боятся. Героизм состоит в преодолении страха. В начале действия солдаты как раз не боятся, рвутся вперед, хотят воевать - именно поэтому погибает Зив. Постепенно, когда начинают гибнуть и другие, страх в их душе становится все сильнее. Герои поставлены в абсурдную ситуацию: решили выйти из Ливана - но продолжают там находиться. Когда абсурд нарастает, им ничего не остается, кроме жажды выжить. А страх не имеет никакого отношения к идеологии или мотивации. Иногда тело сильнее головы. В фильме есть момент, когда Лираз, который полностью «за», не может выбежать под огонь и помочь раненому другу, его как бы парализует. Головой, сознанием хочет, но тело, инстинкт не пускают. Такая ситуация напоминает импотенцию.
Вообще в финале «Бофора» есть что-то от импотенции. Попытка Лираза, командира укрепления, вывесить вновь израильский флаг перед уходом из крепости - пример тому. Флаг висит, но не развевается. Это импотенция. Взяли эту крепость, и в течение 18 лет ее надо было удерживать - ситуация приводит к боли, смерти, трагедии. А теперь из крепости следовало уйти. И это не только история Бофора, это история любой войны. Начинается завоеванием - заканчивается бессилием.
- Я понимаю и даже разделяю ваш антивоенный пафос. Однако действительность сильнее любых идей. Хотим мы этого или нет, но вокруг нас идет война. И трусам и импотентам в ней не победить.
- Я не считаю, что мои герои - трусы. Все зависит от ситуации. Когда ситуация абсурдна, они стараются просто выжить. Но когда есть ясная и четкая цель: покинуть крепость, предварительно взорвав, - они начинают действовать как военные машины. Взрыв Бофора - это момент активный, это действие. Уйти и взорвать я считаю решением смелым и ответственным, задачей, с которой солдат может себя идентифицировать.
- Расскажите, как снимался взрыв. Ведь вы должны были все сделать с первой же попытки: если бы что-то не получилось, нельзя было бы повторить взрыв. Хотя, когда Тарковский снимал «Жертвоприношение» и в конце фильма сгорает дом, ему не понравилось то, что получилось. Ему пришлось заново строить дом и поджигать его. Но дом - это не подземный бункер из бетона.
- Да, надо было все точно рассчитать. Но я должен сказать, что взрыв крепости в конце фильма - это не только пиротехнические эффекты. На протяжении всех съемок и всего подготовительного периода я искал правильные средства выражения и слова, которые я скажу актерам, когда буду режиссировать эту сцену. Ошри Коэн, который сыграл роль Лираза, провел несколько недель в подобном бункере для того, чтобы войти в образ и подготовить себя к съемкам. Один из важных вопросов, которые мы ставили перед собой, был следующий: что в этой высоте такого, что заставляет молодых солдат жертвовать ради нее собственной жизнью? Ответы, которые мы нашли, стали во время съемок нашим с Ошри тайным языком. Мы решили выразить душевное состояние Лираза при помощи той внутренней связи, которая существует между ним и высотой. Чем больше мы приближались к моменту эвакуации из крепости, тем Лираз становился все более ранимым. Когда наступил последний момент съемок, произошло нечто потрясающее. Съемочная группа стала собирать аппаратуру, освобождая пиротехникам место для закладывания взрывчатки. (В фильме есть похожие сцены: солдаты собираются, подрывник расставляет мины). Когда наступил момент взрыва, а это случилось в последнюю ночь съемок, все мы - съемочная группа и актеры - ощутили то же, что и герои фильма. Я одиноко бродил по съемочной площадке и думал с грустью, что четыре года работы над фильмом подошли к концу и завтра съемочная площадка будет разобрана, а люди, которые меня окружали, исчезнут. Ошри Коэн тоже был растроган, прощался со всеми, делал фотографии на память.
Пиротехник начал обратный отсчет по рации, точно так же, как в фильме... Я думаю, что в эти секунды вся съемочная группа переживала то же самое, что и Лираз - главный герой фильма, да и у меня была полная идентификация с ним. Это было странное и удивительное чувство, мне не нужно было произносить какие-то слова или давать режиссерские указания. Не могу представить себе более сильное переживание для режиссера.
- В выборе Ошри Козна на главную роль был расчет привлечь молодежную аудиторию, особенно ее женскую часть? (Ошри Коэн - популярный актер, который снялся в молодежном сериале «Наша песня».)
- Я, честно говоря, об этом не задумывался. Я перепробовал огромное количество актеров, и Ошри на самом деле больше других подходил на эту роль. Кроме того, он уже снимался в моем предыдущем фильме «Племенной костер». В каком-то смысле роль Лираза - это продолжение образа, который Ошри воплотил там. Но мои продюсеры больше заботились о том, чтобы привлечь к фильму зрительниц. Мне предлагали ввести в повествование женский образ, телефонистку, санитарку или еще кого-нибудь. Но я не хотел идти на компромисс и нарушать достоверность ситуации. Женщины присутствовали там только как матери и подруги солдат, в их мыслях, разговорах и воспоминаниях.
- В прессе было скандальное сообщение, что большинство актеров, снявшихся в вашем фильме, не служили в армии. Как вы к этому относитесь?
- Собственно, к фильму все это отношения не имеет. Я брал актеров, которые больше всего подходят на роль. Я не узнавал подробности их прошлого вообще, и военной службы в частности. С другой стороны, это скорее проблема израильского общества, которая состоит в том, что молодые израильтяне не считают для себя обязательной службу в армии.
- Расскажите о победе на Берлинском кинофестивале. Как это было - получить «Серебряного медведя»?
- Мне очень хотелось принять участие в Берлинском фестивале. Это было для меня важно. Но если бы фильм не приняли, для меня это был бы тяжелейший удар. Однако фильм попал на фестиваль - это была победа. Я сказал жене, что ничего не буду ожидать, никаких призов. Хотя в душе и надеялся... Но никак не ожидал такой награды. Когда на церемонии награждения я увидел, что на меня направлены камеры, я думал, что снимают кого-то за моей спиной. Я рад этому призу, это хорошо для фильма и привлечет к нему публику в Израиле и в мире. Как любой режиссер, я хочу, чтобы мой фильм посмотрело как можно больше зрителей.
"Вести"
При перепечатке вы обязаны указать, что впервые эта статья опубликована в газете "Вести" (Израиль)