Дочь Ходорковского Анастасия дала первое в жизни интервью. Насте, единственной дочери Михаила Борисовича, 14 лет. В этом году она окончила седьмой класс. Во вторник, 31 мая, в то время, когда Мещанский суд зачитывал последние страницы приговора Ходорковскому, Настя сдавала экзамен.
- Как вы узнали о том, какой вынесен приговор?
- Во вторник днем, уже после того, как мы сдали экзамен по английскому, мы с моей подругой из класса пошли гулять. Уже отошли на довольно большое расстояние от школы, как нас догоняют и говорят: Настя, тебя завуч ищет. Рванули назад. Залетаем к завучу в кабинет, а у нее телевизор работает. И она мне говорит: "Настя, сегодня вынесли приговор. Твоему отцу дали 9 лет". Я сначала не поняла, говорю: "Как, уже вынесли? Вроде они еще долго должны были читать?" Завуч, наверное, увидела мою реакцию, стала сразу отвлекать разговорами, говорит, все нормально, мы с тобой.
Я где-то через минут пять пришла в себя. То есть я понимала, что произошло, но как-то поверхностно. И только вечером, когда пришла домой, стала постепенно соображать. Просто сидела в своей комнате одна и думала. Только через час осознала, что осудили. Что все уже.
- Вы ждали именно такого приговора для отца или надеялись на другой?
- Я все это время надеялась, что все, что случилось, окажется неправдой. Ждала, что, может быть, папу отпустят. Я не поверила, когда услышала про 9 лет. Не может такого быть. Где же у людей совесть?
- Когда вы последний раз его видели, какое впечатление он произвел? Как держался?
- Последний раз я видела папу, когда меня один раз пустили в зал в перерыв заседания суда. Когда все вышли, я смогла быстро пройти в зал заседаний. Папа там в клетке сидел, и я сбоку от нее села. Он пытался улыбаться, улыбался мне. Разговаривать, конечно, не разрешили. Когда надо было уходить, я даже папу успела за руку схватить. Охранник тут же ко мне развернулся со смертельной такой физиономией. Но я уже убежала из зала.
- Какие слова отца вы вспоминаете чаще всего, может быть, какой-то из эпизодов детства?
- Я постоянно вспоминаю тот последний раз, когда мы с папой разговаривали. Мы с ним каждое воскресенье выезжали утром, когда мама еще спала, ехали в машине куда-то, говорили. О том, как неделя прошла, о том, что и почему происходит. Папа мне многие вещи объяснял. И он - человек, который всегда говорил мне правду. Именно то, что на самом деле происходит, а не то, что он хотел бы видеть. Сейчас я ни от кого такого услышать не могу. Пытаюсь правду эту искать, но негде.
- Когда началась атака на ЮКОС, вам было страшно? Обсуждали ли вы с отцом возможность вашего отъезда за границу?
- Я категорически не представляю жизнь за границей. Когда-то мы обсуждали варианты мне поехать учиться за границу. Но сейчас я вообще себе не представляю, что произойдет, если я куда-то уеду. Знаю точно, что это будет очень плохо.
Уехать отсюда, возможно, означает сдаться. Пока мы здесь, мы держимся, значит, у нас есть силы.
- Когда ФСБ пришла со странной проверкой в вашу школу, что вам сказали директор, учителя?
- После этой проверки мне ни учителя, ни директор, с которым они говорили, вообще никто ничего не сказал. Я потом только из телевизора узнала. А в школе ни от кого ни слова на эту тему не услышала. Хотя думала - сейчас начнется: Но ничего не произошло, не изменилось, все осталось как было.
- Как вы учитесь? Какие у вас любимые/нелюбимые предметы?
- Учусь сейчас нормально. В этой школе проучилась уже три года. Здесь у меня есть хорошие друзья. Учителя тоже в основном все нормальные. Почти со всеми можно даже поболтать на свободные темы, не только про учебу. Ну есть злыдни, конечно, вредные, но это как и везде.
- Как учителя и одноклассники отреагировали на арест отца?
- Учителя очень сочувствовали. И все боялись разговаривать со мной на эту тему. Когда только папу посадили, мне посоветовали на следующий день в школу не ходить. Говорят, мало ли что может быть. Так что я пошла туда только через день. И когда пришла, ребята все до единого - никто не спрашивал, не доканывал меня. Реально отнеслись с пониманием. Люди вообще все оказались очень нормальными. Все пытались поддержать - даже те, кого я вообще никаким боком не знаю. Сочувствовали, подходили на переменах даже совсем незнакомые ребята, говорили, что нет таких ненормальных, которые хотят твоего папу посадить, говорили, что скоро выпустят.
- Как вообще вам живется с такой фамилией? Как реагируют люди при знакомстве?
- Я обычно при знакомстве не говорю фамилию. Потому что фамилия сразу обязывает. А я никогда не хотела себя выделять. Вот сама, внутри себя выделиться - другое дело. А перед народом: рассказывать, что я великая Ходорковская - нет, это ужасно.
- Сколько дочери олигарха дают на карманные расходы?
- Не скажу. Мне хватает.
- Кем бы вы хотели, чтобы отец стал после тюрьмы? Хотели бы вы, чтобы он стал президентом или главой правительства?
- Никогда не думала об этом. Надо просто, чтобы он вышел, а где он будет работать - не важно. Уверена, что, когда он выйдет, он никогда не останется без работы, без дела. Он очень умный человек, он найдет, где работать, по-любому. Сидеть дома на диване не будет никогда. Конечно, он все равно будет чем-то руководить, на кого-то работать папа не сможет, будет сам управлять - он очень умный.